Романтика и функция гидроэнергетических сооружений

Недаром, к примеру, Волховская ГЭС, построенная в первые годы советской власти, является объектом культурного наследия. Это была не только знаковая стройка, призванная продемонстрировать возможности молодого государства и обеспечить страну электроэнергией. Проектированием и строительством гидроэнергетических сооружений занимались лучшие зодчие, стремившиеся воплотить в своих работах самые передовые художественные идеи.

Говоря об архитектурных особенностях как построенных, так и оставшихся в чертежах сооружениях, предназначенных для укрощения водной стихии, можно увидеть, как зодчие виртуозно умели соединять в гидроэнергетических объектах новейшие технологические достижения с романтикой старинных архитектурных форм.

Архитектору в те годы великих свершений отводилась роль не декоратора жизни, а ее организатора. Звучали призывы создавать новую по сути и по форме архитектуру. Однако будем честны: искусство любого периода человеческой истории, как бы оно ни стремилось быть и казаться абсолютно новым, никогда не рвет радикально с наработками прошлых эпох. Так произошло и в этот раз. Изучая проекты и постройки первых лет социализма, мы подчас чувствуем себя пересевшими в машину времени и отправившимися путешествовать по странам и эпохам. Перед нами вырастает то старорусский терем, то хмурый замок европейского рыцаря, то стена готического собора. Отправимся же в путешествие, которое приготовили для нас зодчие первых советских лет, строившие гидротехнические сооружения и вдохнувшие в ультрасовременные постройки образы прошлых романтических эпох. Ведь многие из этих мастеров начинали свою карьеру в период модерна, когда романтические веяния были в чести.

Волховская ГЭС строилась по плану ГОЭЛРО в 1921-1926 гг. Значение этого первенца советской энергетической индустрии выразилось, в частности, в том, что ее изображение тиражировалось на открытках и марках, описание ее строительной истории отражалось в газетах, проекты и фотографии ГЭС появлялись в профессиональных архитектурных журналах. Призванная покорять водную стихию, направлять ее энергию на благо человека, Волховская ГЭС в своем образе соединила мотивы средневековой крепостной и церковной русской архитектуры.

Мерный ряд огромных окон освещает главный зал ГЭС. Над этими окнами прорезаны маленькие щелевидные проемы, похожие на бойницы средневековой крепости. Все вместе это образно воссоздает крепостную стену.

На одном из предварительных вариантов здания Волховской ГЭС хорошо виден еще один атрибут средневекового зодчества – пристенные накладки-контрфорсы, мощная комбинация каменно-кирпичных масс, заставляющая вспоминать романтические громады средневековья. Тогда таким способом старались укрепить, усилить стены. Понятно, что в зодчестве 1920-х годов этот мотив носил исключительно декоративный характер.

Можно поискать в здании Волховской ГЭС и другие образы. В период модерна многие зодчие обращались к неорусскому стилю, для которого характерны, в частности, укрупненные окна определенной скругленной формы, похожие силуэтами на оплавленную сахарную голову.

Окна Волховской ГЭС возможно взяты оттуда, из русского средневекового зодчества. Яркий пример окон подобного типа – дом Станового на углу Мытнинской и Старорусской улиц.

Разработкой архитектурного проекта гидроэлектростанции на Волховских порогах руководил Оскар Рудольфович Мунц — воспитанник Императорской Академии художеств, принадлежавший к старшему поколению советских зодчих. Его архитектурное кредо:

«В основу архитектуры будущего должен быть положен принцип целесообразного строительства, принцип Св. Софии. «Честное» применение материалов и конструкций и чуткое удовлетворение потребностям современной жизни, вот что создаст рано или поздно архитектуру грядущего, и нужно быть художником, чтобы идти этим в основе трезвым путем, как и для того, чтобы украсить его мечтами свободных форм».

Убедительным примером реализации этого принципа и явилась в творчестве О. Р. Мунца работа над проектами основных сооружений Волховстроя — самой электростанции на Волхове и главной подстанции на Полюстровском проспекте (д. 46) в Ленинграде, где он мастерски соединил выразительность самого современного материала – железобетона, точный расчёт конструктора с творческой интуицией художника. В зданиях ГЭС и подстанции «звучат» как новаторские, так и традиционные темы.

Вот что писал архитектор о здании ГЭС в «Бюллетене Волховской гидроэлектрической установки»:

«Массы здания силовой станции с разных точек зрения являют характерную, почти резкую определенность. Башни высокого напряжения мощны со стороны верхнего бьефа, где они доминируют. Со стороны нижнего бьефа башни отходят за плоскость фасада, и выступает главная часть — масса генераторного зала с рядом больших окон... Нельзя не упомянуть о впечатлении, производимом зданием, особенно со стороны левого берега, ночью или лучше в сумерки, когда еще виден характерный силуэт, но уже горят, покрытые равномерной сеткой горбылей, пятна окон. Они, найденные чутьем и проверенные логикой, гармоничны, но и разнообразны, от самых больших до самых малых, от редко расставленных до сгущенных в светящуюся ленту в фонаре над пультом. А трепещущие отблески света в воде еще обогащают картину…».

Интересно, что одна из первых гидроэлектростанций Генриха Графтио могла появиться вовсе не на Волхове, а на реке Суне. За два года до старта Волховстроя, в 1916 году, у деревни Кондопога началось строительство самой большой гидроэлектростанции мощностью в 30 лошадиных сил. Но Кондопожской ГЭС не было суждено обогнать Волховскую – запустили ее только в 1929-м: все работы были прекращены с началом Октябрьской революции, а возобновились лишь 1921 году.

Сегодня здание Кондопожской ГЭС представляет не только историческую, но и архитектурную ценность. Оно состоит из нескольких разновысоких объемов, сложено из крупных блоков тесаного камня, покрыто двускатными крышами. Главный фасад, обращенный на озеро, разделен вертикальными лопатками с расположенными между ними вертикально-вытянутыми окнами, венчает стены карниз несложного профиля. Массивные подоконники верхних окон в башне поддерживаются двухступенчатыми кронштейнами, а окна выполнены с имитацией французских балконов с деревянным ограждением. Ограждение балкона выполнено из каменных блоков, по низу балкона проходит пояс из «сухариков». Снова ярко звучат средневековые ренессансные образы – это и крепость, и палаццо. И вместе с тем налицо конструктивистские новаторские идеи.

Главная понижающая подстанция на Полюстровском проспекте – тоже из ряда романтических средневековых образов. На чертеже словно бы крепостная стена с равномерно расставленными приземистыми башнями, а по сторонам – дозорные башни, с вершины которых часовые всматриваются вдаль.

Сам О. Р. Мунц характеризует истоки ее архитектурного решения следующим образом:

«Внешность здания вытекает из плана и заданных высот помещений. Башня является естественным связующим звеном как в плане, так и в фасадах. Архитектурные формы очень просты. Облик здания характеризуется главным образом игрою масс и оконных пятен. В обработку фасадов введен местами тесаный камень (путиловская плита), частью из конструктивных, частью из декоративных соображений... Следует заметить, что в облике здания не преследовался, конечно, какой-либо исторический стиль. Однако гладкие кирпичные стены с прокладными плитами и отдельными вставками из камня, прямоугольная в плане башня, поднимающаяся без уступов и утонения до самого своего завершения, а также форма и распределение окон — все это, вместе взятое, вполне отвечая конструкции и не неся в себе ничего ложно декоративного, несколько напоминает кирпичные средневековые постройки Северной Италии...».

Помимо прямоугольных башен типа крепостных, наше внимание на фасадах главной понижающей подстанции привлекают тройные арки, популярные в период Возрождения и получившие вторую жизнь еще в период дореволюционного неоклассицизма. Такой мотив в архитектуре 1910-х годов появлялся не раз. Яркий пример – особняк Покотиловой на углу р. Карповки и Каменноостровского проспекта.

Здесь, как считается, архитектор Мариан Лялевич первым создал тройную арку в петербургском неоклассицизме. И он, и его последователи, и позже применяли такой мотив в своих постройках. И в период Ренессанса, и в годы неоклассицизма такие арки или их проекции на фасадах применяли, в основном, в жилых и реже торговых зданиях. Теперь же эта арка перекочевала на объект промышленной архитектуры, напоминая нам о величественных дворцах эпохи итальянских сеньорий.

С тыльной стороны Главная понижающая подстанция — это бесконечная стена, прорезанная прямоугольниками окон-бойниц и круглыми проемами. На что же ориентировались архитекторы, прорезая стены рядами окон-иллюминаторов? На корабли и лайнеры, или на что-то иное?

В Риме сохранилось античное сооружение, известное под названием Гробница пекаря Эврисака. Говорят, что такая необычная гробница была создана по образу корзины для хлеба, бытовавшей в Древнем Риме. Теперь же этот мотив перекочевал в постройки, далекие от погребального культа, и стал популярен в архитектуре ар-деко.

Такие же иллюминаторы мы видим на другом гидротехническом объекте – Нижне-Свирской ГЭС, которая стала первым в мировой практике крупным гидротехническим сооружением, возведенным на слабых грунтах — девонской глине. Её строительством руководил Генрих Графтио, и в 1949 г. Нижне-Свирской ГЭС было присвоено его имя.

Монументальная архитектура гидроэлектростанции, построенной в неблагоприятных геологических условиях, выделяется на фоне живописных лесных массивов. Фасады сооружения неравнозначны: фасад гидростанции с верхнего бьефа отличают простота, четкость композиции, ритмичное сочетание больших вертикальных окон и простенков; фасад с нижнего бьефа многотемен и раздроблен. Первое впечатление, что здесь использованы исключительно новаторские формы.

Однако аналогии мы видим, например, на аркаде цоколя здания Благородного собрания (Дом Радио) на углу Итальянской и Малой Садовой покоятся верхние этажи, прорезанные высокими узкими проемами – словно невероятно увеличенный штрих-код. Этот мотив многократного повторения высоких щелевидных окон, придающих фасаду вертикальное движение, был популярен в архитектуре модерна, а затем перекочевал в конструктивизм 1920-30-х годов. Понятно, что такой мотив было нерационально применять в многоквартирном доходном доме, поэтому мы встречаем его, в основном, в особняках и общественных зданиях.

Из обитаемых сооружений «штрих-код» перекочевал на промышленные объекты и многократно тиражировался в сооружениях вторичных понижающих подстанций Волховстроя.

В проекте Днепровской ГЭС, построенной в тот же период, соединились все ранее рассмотренные нами мотивы. Здесь и ряды щелевидных окон, и мощные контрфорсы, и приземистая башня-форт с круглыми бойницами.

А в архитектуре плотины на Свири использованы граненые вертикальные объемы, напоминающие крепостные башни. Они могут напомнить, к примеру, суровые башни Кирилло-Белозерского монастыря – северной твердыни.

Гордость, с которой упоминались в те годы названия гидроэнергетических сооружений, основана не только на их важном политическом и хозяйственном значении. Поражала и архитектура станций – она казалась новой, незнакомой, но яркой, честной, прямой, какой хотелось видеть революцию и новую страну. Идеи того времени – необходимость в защите, силе для преодоления разного рода противодействий — ярко воплотились в проектах гидроэлектростанций. Тонкую романтическую красоту удалось соединить с пролетарским пафосом.

Силуэты первых электростанций, сочетающие в себе как традиционные, так и самые новаторские идеи того времени, сегодня смотрятся очень современно. По-прежнему, как когда-то писал архитектор О.Р. Мунц «И днем и ночью живет станция: неиссякающая сила потока остается во власти человека и работает ему на пользу».